Экскурсия по дому Остермана
Остановка 5. Подвал. Полицейский участок и тюрьма
Экспонат — картотека полицейских дел

Посмотрите на эту картотеку дел. Так выглядели полицейские архивы начала XX века. Картотекк Мясницкой полицейской — части целая криминальная хроника. Большинство беглых из Сибири арестовывалось именно на Хитровке. За порядком на Хитровом рынке в конце XIX века следили городовые Рудников и Лохматкин. За четверть века службы городовые эти знали всех преступников в лицо. Их пудовых кулаков боялись жулики, а «деловые» воры ходили к ним на поклон.
Писатель Владимир Гиляровский в своей знаменитой книге «Москва и москвичи» так описывает Федота Ивановича Рудникова: огромный атлет, с седыми усами и кулачищами с арбуз. Он гремел кулаками по дверям так, что они дрожали. Каждый беглый каторжник, возвращаясь из тюрьмы, приходил к Рудникову. Не явится — все равно разыщет.
Удивляло Гиляровского и умение городового найти след там, где, казалось, ничего нет.
В качестве примера он описывал историю о том, как Рудников нашел украденное пальто друга актера Василия Григорьева:
«Темь. Слякоть. Только окна «Каторги» светятся красными огнями сквозь закоптелые стекла да пар выходит из отворяющейся то и дело двери.
Пришли во двор дома Румянцева и прямо во второй этаж, налево в первую дверь от входа.
— Двадцать шесть! — крикнул кто-то, и все в ночлежке зашевелились.
В дальнем углу отворилось окно, и раздались один за другим три громких удара, будто от проваливающейся железной крыши.
— Каторга сигает! — пояснил мне Рудников и крикнул на всю казарму: — Не бойтесь, дьяволы! Я один, никого не возьму, так зашел ...
— Чего ж пугаешь зря! — обиделся рыжий, солдатского вида здоровяк, приготовившийся прыгать из окна на крышу пристройки.
— А вот морду я тебе набью, Степка!
— За что же, Федот Иванович?
— А за то, что я тебе не велел ходить ко мне на Хитров. Где хошь пропадай, а меня не подводи Тебя ищут... Второй побег. Я не потерплю!...
— Я уйду... Вон «маруха» завела! — И он подмигну на девицу с синяком под глазом.
— П-пшелl Чтоб я тебя не видел! А кто в окно сиганул? Зеленщик? Эй, Болдоха, отвечай!
Молчание.
— Кто? Я спрашиваю! Чего молчишь? Что я тебе — сыщик, что ли? Ну, Зеленщик? Говори! Ведь я его хромую ногу видел.
Болдоха молчит. Рудников размахивается и влепляет ему жесточайшую пощечину.
Поднимаясь с пола, Болдоха сквозь слезы говорит:
— Сразу бы так и спрашивал. А то канителится... Ну, Зеленщик!
— Черт с ним! Попадется, скажи ему, заберу. Чтоб утекал отсюда. Подводите, дьяволы. Пошлют искать — все одно возьму. Не спрашивают — ваше счастье, ночуйте. Я не за тем. Беги наверх, скажи им, дуракам, чтобы в окна не сигали, а то с третьего этажа убьются
еще! А я наверх, он дома?
— Дрыхнет, поди!
Зашли в одну из ночлежек третьего этажа. Там та же история: отворилось окно, и мелькнувшая фигура исчезла в воздухе. Эту ночлежку Балдоха еще не yспел предупредить.
Я подбежал к открытому окну. Подо мной зияла глубина двора, и какая-то фигура кралась вдоль стены. Рудников посмотрел вниз.
— А ведь это Степка Махалкинl За то и Махалкиным прозвали, что сигать с крыш мастак. Он?
— Васьки Чуркина брат, Горшок, а не Махалкин, — послышался из-под нар бас-октава.
— Ну, вот он и есть, Махалкин. А это ты, Лавров? Ну-ка вылазь, nокажись барину.
— Это наш протодьякон, — сказал Рудников, обращаясь ко мне.
Из-под нар вылез босой человек в грязной женской рубахе с короткими рукавами, открывавшей могучую шею и здоровенные плечи.
— Многая лета Федоту Ивановичу, многая лета! — загремел Лавров, но получив в морду, опять залез под нары.
— Соборным певчим был, семинарист. А вот до чего дошел! Тише вы, дьяволы! — крикнул Рудников, и мы начали подниматься по узкой деревянной лестнице
на чердак. Внизу гудело «Многая лета».
Поднялись. Темно. Остановились у двери. Рудников попробовал — заперто. Загремел кулачищем так, что дверь задрожала. Молчание. Он застучал еще сильнее. Дверь приотворилась на ширину железной цепочки, и из нее показался съемщик, приемщик краденого.
— Ну, что надо? И кто?
Поднимается кулак, раздается визг, дверь отворяется.
— И что вы деретесь? Я же человек!
— А коли ты человек — где пальто, которое тебе Сашка Пономарь сегодня принес?
— И что вы ночью беспокоите? Никакого пальта мне не приносили.
— Так. Повыдьте-ка отсюда, а мы поищем! — сказал мне Рудников, и, когда за мной затворилась дверь, опять послышались крики.
Потом все смолкло. Рудников вышел и вынес пальто.
— Вот оно! Проклятый черт запрятал в самый нижний сундук и сверху еще пять сундуков поставил«
— В. Гиляровский. Из книги «Москва и москвичи». М., 1926.
В стенах Мясницкой полицейской части могли оказаться не только бродяги и воры. Сидел в ней и дворянин Александр Сухово-Кобылин. Его подозревали в убийстве любовницы француженки Луизы Симон-Деманш. Его держали в полнейшей секретности и строгости: без сведений о семье и книг для чтения. Дело об этом убийстве длилось семь лет. Следствием руководил московский обер-полицмейстер Иван Дмитриевич Лужин. История обросла мифами и повлияла на литературное творчество Сухово-Кобылина. В нашем аудиоспектакле мы рассказали об этом подробнее.